Послать бы всех куда-нибудь подальше. И уехать на необитаемый остров. Не видеть никого. Ни от кого не зависеть. Неисполнимая мечта. А почему? Может быть, не хватает необитаемых островов? Или - смелости?
Зачем вообще люди объединяются, принимают на себя общественные обязательства и ограничения?
Для современного человека основное содержание объединения с себе подобными - это объединение личных ресурсов (части личных ресурсов) для повышения своей защищенности. Этим человеческое общество отличается от стаи животных. Положительный эффект объединения людей в общество - в будущем. А может и не быть положительного эффекта. Эффект от объединения в стаю должен быть здесь и сейчас. А может и не быть эффекта, так как действуют инерционные (врождённые) управляющие структуры. С сокращением запаса общих ресурсов уменьшается различие общества и стаи.
Объединившись, мы можем построить крепость или канал, нанять солдат, врачей, учителей. В одиночку или одной семьёй мы не можем позволить себе содержать врача, который, бог даст, не каждый день будет нам необходим. И канал за свою жизнь в свободное от ежедневных других забот время не построишь. Нужно объединяться, договариваться.
Какую часть личных ресурсов обобществлять? На каких условиях? Это - основные вопросы общественного устройства. Над решением этих вопросов бьются лучшие умы всю историю человечества. Да их, как и нас, чаще всего не спрашивают. А если спросят...
Если нет обобществленных ресурсов (денег, материалов, рабочего времени или других), то нет и объединения. Сколько бы при этом не было изведено бумаги на учредительные документы. Даже в том случае, когда договариваются о разделе территории или рынка, пусть неявно, объявляют общей разделяемую землю или долю рынка. Антимонопольные законы как раз и направлены против такого незаконного присвоения.
Выигрыш от обобществления ресурсов - это выигрыш от строительства водонапорной башни. Строят высокую башню с баком для воды наверху. И ставят насос, который наполняет этот бак. Водопровод присоединяют к баку (а без водонапорной башни водопровод нужно было присоединять напрямую к насосу). Дорогое сооружение. Но полезное. Но не при любых условиях. Нужно, чтобы насос покрывал средний расход воды, а ёмкости бака хватало на покрытие пиковых расходов воды. Без башни пришлось бы многократно увеличить мощность насоса и, вероятно, бурить дополнительные скважины для забора воды. Так вот, выигрыш от водонапорной башни тем больше, чем сильнее отличаются пиковые и средний расходы воды в водопроводе.
Если будет эпидемия, то один "общий" врач не сможет всем помочь. "Общий" врач - это хорошее решение при здоровом (в целом) населении.
Наёмная армия выгодна, если внешние враги настолько слабы, что для их ежедневного сдерживания не требуется мобилизация всего населения.
Общие запасы зерна имеет смысл создавать, если череда неурожайных годов достаточно часто разрывается урожайными годами.
Банк устойчив только при наличии у вкладчиков свободных денег.
То есть объединение имеет смысл только при наличии временно свободных ресурсов, и обобществление ресурсов - это форма инвестирования временно свободных ресурсов, имеющихся у членов сообщества. А разумный человек постоянно планирует, ищет наилучший следующий шаг. И очень часто вступление в сообщество людей является таким наилучшим решением.
Но как только мы обобществили что-либо, возникает вопрос управления этими обобществленными ресурсами (деньгами, материалами, рабочим временем и прочим).
Возникает огромная проблема - а по какому пути пройдет общий канал, к твоей или к моей земле он подойдет раньше? По каким правилам будет определяться очередность получения кредитов в банке? Какие будут права у командира наёмной армии?
Не проще и задача организации труда в современных условиях, требующих разделения труда, а значит - коллективной согласованной работы.
Другая формулировка того же вопроса - кто будет управлять и в чьих интересах? Ясно, что управлять должен человек уважаемый, заслуживающий доверия. Таких - не много. Приходится им быть универсалами - руководить всеми обобществленными ресурсами или почти всеми. Это - устойчивое место (роль) человека в сообществе. Государство в своей основе (экономической основе) является постоянным аппаратом управления обобществленными ресурсами. Эффективное государство должно оправдывать себя в глазах граждан. Оно должно повышать их уровень защищенности в достаточной степени по сравнению с не гражданами.
Государство способно справиться с этой задачей при ограниченной массовости бедствия. При возникновении бедствия общественное уважение к государству вначале растет. При увеличении массовости бедствия реальные возможности государства помочь каждому и защитить каждого нуждающегося гражданина снижаются. Уважение к государству довольно быстро приходит в соответствие с пониженной полезностью государства. Поэтому в бедствующей стране уважение к государству не может быть высоким, а в благополучной - автоматически растет авторитет государства, хотя его участие в жизни каждого гражданина минимально и, в значительной мере, является неприятным (налоги, ограничения личной свободы).
Можно предложить оценку надежности государства. Для этого нужно соразмерить резервы государства с "ценой человека" - суммой потерь от выбытия работника. Можно принять эту величину, равной среднему заработку одного работающего гражданина за всю жизнь. Разделив оценку резервов государства на численность граждан-налогоплательщиков и на "цену человека" получим коэффициент надежности государства.
Если государство оказывается неэффективным, то запускается лавинообразный процесс - ослабленное государство теряет авторитет и доверие граждан, граждане начинают уклоняться от обобществления части своих ресурсов (уплаты налогов, службы), возможности государства еще более сокращаются.
Совершенно так же происходит при любой революции. Только что нерушимо стояло могучее государство, а в считанные дни (а раньше - месяцы, годы) вдруг оказывается, что сил у этого государства нет ни на что.
Процесс этот должен привести к разрушению потерявшего устойчивость государства и возникновению нового аппарата управления обобществленными ресурсами, которому граждане будут доверять. Люди обречены на все новые попытки наладить обобществление ресурсов и механизм управления этими ресурсами. Слишком очевиден выигрыш от успешного решения этой задачи для повышения потенциала человеческого сообщества.
Хотя известно не так уж много форм государственного устройства, в каждой стране государство воплощает в себе результат очень большого количества частных компромиссов и творческих актов множества конкретных людей в конкретных условиях.
В настоящее время господствует разделение труда - любое полезное изделие создается согласованными усилиями множества людей. Нужно ли это разъяснять? В этих условиях возможны два подхода к государственному строительству. Назовем их либеральным и тоталитарным.
При либеральном подходе учитывается, что в производственные отношения вступают свободные люди. Они заранее договариваются об условиях своего участия в общем деле и, в том числе, о доле каждого в произведенном совместными усилиями продукте. Затем происходит собственно производственный процесс. Каждый участник получает свою долю продукта, а затем они обобществляют часть своей доли продукта (платят налоги) и нанимают управленцев для эффективного использования обобществленных ресурсов. Аппарат управления вполне контролируется гражданами, его права и ответственность четко определены и ограничены. Граждане вольны создавать и негосударственные объединения для решения различных задач. Эти объединения составляют так называемое гражданское общество, дополняющее либеральное государство.
При тоталитарном подходе граждане, учитывая, что все равно придется значительную долю продукта обобществлять, заранее создают аппарат управления, которому поручают справедливо разделить, а затем и эффективно использовать еще не созданный продукт. От аппарата управления при этом требуется и организовать производственный процесс. Аппарат управления при тоталитарном подходе приобретает большую свободу и независимость от гражданского контроля. Он отвечает за все, а это в большинстве случаев значит, что нет четкой ответственности вообще. Тоталитарное государство рассматривает любое неконтролируемое объединение граждан, как растрату ресурсов.
Хотя тоталитарные государства к концу нашего века разваливаются чаще, стоит вспомнить, что разваливались и не тоталитарные государства. Нужно признать, что тоталитарный подход наилучшим образом соответствует определенному этапу развития производства - непосредственному участию множества работников в обслуживании больших производственных комплексов. Здесь часто не нужно разделять управление производственным комплексом (кстати, тоже обобществленным) и другими обобществленными ресурсами. Особенно ярко это проявляется в городах с одним "градообразующим" предприятием или с несколькими такими предприятиями.
Граждане тоталитарного государства, естественно, "зациклены" на том, по какому принципу делить общий пирог - как рассчитывать зарплату. Эта проблема не стоит перед гражданами либерального государства, ведь они свободно договариваются об условиях ДО производственного акта, ДО возникновения продукта. Эта свобода позволяет учесть и трудовой вклад, и овеществленный труд - капитал участника. Естественно, получается капитализм, распределение по капиталу. Правда, Маркс показал, что для наёмного работника и при капитализме фактически имеет место не выделение доли продукта, а оплата цены рабочих рук, но при развитом рынке капиталов и дивиденды можно рассматривать как цену капитала. А вот мощное тоталитарное государство, в котором мы жили, провозгласило простой принцип справедливого распределения - распределение соответственно количеству и качеству вложенного труда (с многообещающим "довеском" - кто не работает, тот не ест). Может ли быть более справедливое распределение? И эта справедливость должна стимулировать трудящихся, обеспечивать эффективность труда, а, значит, и эффективность сообщества в целом. Но - не получилось. Важно понять, почему не получилось. Пока не поставлен окончательный диагноз.
Люди - разные. У них различаются удельные веса (важность) различных частных оценок ситуации, различаются требования к порогу надежности оценок, который должен быть достигнут прежде, чем человек начинает действовать, различается частота пересмотра оценок. Различаются выносливость, способность к концентрации сил на решении конкретной задачи, и, наконец, качество прогнозирования - интеллект. В этом различии - сила человечества. Но здесь же - источник проблем человеческого сообщества.
Потребность в личной свободе и способность и желание быть лидером - это наиболее критичные качества человека для его роли в сообществе.
Я большую часть жизни проработал на тщательно охраняемых объектах - институтах, заводах. Вооруженная охрана с большими полномочиями и высокий забор стали для меня обязательными признаками серьезно организованного дела. Такое было время. Испытывал ли я неудобства из-за невозможности в любой момент покинуть рабочее место, принести или унести что-нибудь? Конечно. Но не было "системного" ощущения несвободы, не было постоянного ощущения - я за колючей проволокой. Отсюда мой вывод - потребность в личной свободе у меня не входит в число важнейших.
А вот есть люди, которые в таких же условиях чувствуют забор, что называется, "кожей", постоянно. Сознание личной несвободы отравляет их жизнь. Они готовы поступиться многим, лишь бы иметь возможность в любой момент (точнее - в момент, произвольно выбранный, еще точнее - если в некоторый момент будет сделан такой выбор) просто уйти в другое место. На пару часов или насовсем.
Острота переживания несвободы зависит, как и острота любого переживания, от темперамента. Наиболее краткая характеристика человеческих темпераментов мне встречалась такая: холерик не может терпеть, меланхолик терпит и страдает, сангвиник терпит, но сознает, что терпит, флегматик терпит и думает, что так и должно быть. Но сейчас речь - не об остроте переживания несвободы, а об основаниях этого переживания.
У многих людей личная несвобода оценивается, как резкое снижение уровня защищенности из-за невозможности получить выигрыш от своей разумности. Ведь во множестве ситуаций реализация наилучшего выбора разумного мозга включает пространственное перемещение. И если нельзя уйти, то обесценивается сам мозг, а это - личная катастрофа. Кстати, стоит заметить, что нетерпимость к ограничениям на реализацию своего выбора вовсе не предполагает способность хорошо выбирать. Скорее наоборот.
Почему же не все одинаково реагируют на ограничение личной свободы? Во-первых, не так уж и свободен свободный человек. У многих людей собственный разум выдает такие "железные" обоснования своих решений, что не остается ощущения легкости и произвола - иллюзии свободы. Высокий забор такой человек носит с собой (в себе). Во-вторых, если у человека повышенные требования к качеству собственных решений, то постоянная необходимость ответственно выбирать следующий шаг может быть мучительной. И тогда - исключение некоторых возможностей облегчает выбор, снижает объем ответственности, и делает человека более счастливым. Такой получается парадокс.
Такие люди разные. И в этом - условие выживания человечества. Но как же трудно этим разным людям договориться!
Явно действует постоянный естественный отбор людей по их способности жить в обществе. В результате этого отбора становятся изгоями и чаще погибают самые свободолюбивые. Они не могут (а думают, что не хотят) принять на себя обязательства и ограничения, делающие возможным объединение с другими людьми.
Результатом отбора по способности жить в обществе является умение людей выстраиваться в иерархию лидирования-подчинения. Хоть два человека, хоть сто соберутся вместе, и сразу без всяких формальностей и слов определяется лидер группы. И главную роль здесь играет не готовность самого лидера навязывать свои решения остальным, а готовность людей подчиниться, потребность в лидере, убежденность многих в том, что лучше плохой лидер, чем отсутствие лидера.
Механизм лидирования-подчинения делает возможными согласованные действия группы людей без согласования мнений "каждого с каждым", занимающего недопустимо много времени и не гарантирующего лучший выбор. Цена выигрыша - повышенный риск ошибки. В многократно повторяющихся ситуациях риск ошибки невелик, ведь и так все знают, как нужно разместиться, чтобы загнать мамонта в яму. А вот в новых ситуациях риск ошибки возрастает и часто не окупается выигрышем в скорости принятия решения. Ведь лидер - вовсе не самый умный в группе. Так кто же становится лидером?
Вроде бы он должен быть сильным, но не всегда это самый сильный человек в группе. Вроде бы он должен быть решительным, упрямым, но среди выдающихся лидеров много не таких людей.
Выбор лидера очень похож на любовь. Здесь мозг каждого члена группы занят своим основным делом - выбором наилучшего варианта - наилучшего кандидата. Выбирают из того, что есть. Выбирают по результирующей оценке, которая состоит из ряда частных оценок. Далеко не весь этот процесс оценивания человек осознает. И результат может оказаться неожиданным для него самого. В то же время, хоть у каждого - своё представление об относительной значимости частных оценок, обычно группе удается прийти к общему выбору. Потому что понятна задача - лидер должен быть не слишком глупым, должен уметь принимать решения достаточно быстро, должен уметь навязать свое решение колеблющимся и несогласным, должен не слишком часто пересматривать свои решения.
Вообще-то есть два типа лидеров. Лидер-"плоть от плоти масс" не отделяет себя от остальных людей, принимает решения, без всякой критики используя собственную картину мира. Для всех хорошо то, что хорошо для лидера. Лидер-"над массой" создает в своем мозгу модель возглавляемой массы. Он принимает решения, исходя из своего представления о массе и не мучаясь угрызениями совести. У него двойная мораль. Конечно, эти два типа - крайние случаи. В жизни, в каждом лидере есть черты обоих типов. Нельзя сказать, какой тип лучше.
Ближнее окружение лидера составляют люди, особенно нуждающиеся в лидере. Они энергично обеспечивают позицию лидера - "играют короля". Но страх остаться без лидера заставляет их легко изменять боссу.
А стремится ли лидер быть им? Не всегда. Это понятно - лишняя опасность. Но если человек прорывается в лидеры, то зачем он это делает?
Не подтверждается "естественное" объяснение - лидер не оставляет больше детей, и дети - не лучше среднего уровня. Остаются корыстолюбие, тщеславие и властолюбие в чистом виде.
Корыстолюбие - это форма личного участия в "большой гонке". Нет предела наращиванию потенциала, потому что нет предельного уровня внешних угроз. Просто угрозы большего уровня встречаются реже, и знаем мы о них меньше.
Тщеславие в основе своей имеет особое удовлетворение от получения повышенного объема благ без затрат, без усилий. Тут происходит скачкообразное увеличение эффективности, если эффективность измерять отношением объемов полученных благ и затрат. Эта величина быстро увеличивается с уменьшением затрат. Слава материализуется в большем куске пирога, достающемся герою без дополнительных усилий.
У властолюбия есть доброкачественная основа. Сознание человека придает большое значение "правильности" происходящего в мире, то есть подтверждению личного прогноза. И наоборот - обнаружив несоответствие реального мира и его отображения в своём сознании, человек испытывает острую отрицательную эмоцию. Такое несоответствие - признак опасности, обнаружен отказ важнейшей системы - разума. Хотя в некритичных ситуациях, например, на выступлении фокусника, паника не возникает, но по принципиальным вопросам "неправильное" развитие событий может вызвать или очень энергичные и не всегда оправданные действия, или ступор - отказ от каких бы то не было действий. Так же эмоционально ярко окрашено отношение к "правильности" или "неправильности" действий других людей и, кстати, к решениям по управлению обобществленными ресурсами в обществе (государстве).
Лидеру достается гораздо больше положительных эмоций от реализации "правильных" (то есть его собственных) решений. А этот род эмоций - один из важнейших, и человек готов их испытывать и тогда, когда (уже) не чему радоваться. Ну, а если решение оказывается ошибочным, то всегда есть оправдание - разве можно сделать что-нибудь порядочное с такими подчиненными.
В нашей системе понятий можно определить совесть, угрызения совести, как обнаружившееся грубое несоответствие некоторым важным частным оценкам общего итога оценивания и выбранного наилучшего поведения. Как правило, "страдающие" частные оценки относятся к групповым или общечеловеческим нормам поведения в той части, которая задаётся воспитанием. А итоговую оценку перетягивают или неосознаваемые наследственные частные оценки, или оценки личного опыта (ведь, точно, побьют!). Угрызения совести - это очень тяжелый процесс пересмотра значимости частных оценок. Поболит и перестанет, восстановится баланс. Человек всегда договорится со своей совестью. Мудрецы (Амосов) говорят, что человеку нужна внешняя совесть, другой человек. Его взглядом должны оцениваться поступки. С ним не договоришься, не поторгуешься, особенно, если этот человек давно умер.
О "пиле общественного развития". История свидетельствует о чередовании подъемов и кризисов всех человеческих сообществ. В чем здесь дело? Причина очень глубокая. Человеческое сознание отображает мир лишь приближенно. И прогноз получается приемлемо точным лишь на некоторую глубину во времени. Из этого факта делаются два крайних вывода. Одни говорят: "Нужно больше знать и действовать разумно". Другие возражают: "Вмешательство в естественный ход событий (божественно предопределенный) есть проявление гордыни человеческой и всегда не оправдывается". Люди разные, у них разное воспитание, разный жизненный опыт. Поэтому они группируются вокруг наиболее последовательных сторонников крайних точек зрения в некоторой пропорции. Образуются общественные течения "рационалистов", верящих в пользу новаторского поведения, и "традиционалистов", считающих, что все беды - от умников.
Общественные течения "рационалистов" и "традиционалистов" всегда представлены в политике, хотя их обличья определяются текущим моментом. В России "рационалисты" - это "западники", а "традиционалисты" - это "славянофилы", такая у нас традиция. Спор их вечен.
Общественно-экономический кризис обозначается тогда, когда становится явным расхождение заявленных властями целей и общественной практики. "Хватит на нас экспериментировать", и все склоняются к позиции традиционалистов. Кажется, что стоит отказаться от целей, отстаивавшихся властями до кризиса, и все наладится само собой. У нас жертвой оказалась коммунистическая идеология, а основными виновниками всех бед - руководители коммунистической партии.
В этот период торжествуют традиционалисты. Ведь так хорошо было до того, как пришли эти насильники истории, большевики. Нужно вернуться назад, но, конечно, не до обезьяньего состояния, а лишь на шаг. (А почему, собственно? Ведь представляемое нами благополучие 1913 года не выросло само по себе на диком кусте под усердные молитвы). Общество возбуждено, полно надежд. Но это возбуждение отнюдь не созидательно. Умники не в почете. Хотя не все - на короткое время "всплывают" недовольные близким прошлым, и "вечно недовольные".
...А кризис нарастает. Ведь ничего не делается для его преодоления. Время идет, уже затоптали все, что олицетворяло старый строй. И на смену воплю "Хватит на нас экспериментировать" приходит растерянный вопрос "Что же делать дальше?". Традиционалисты отказываются отвечать на провокационный, по их мнению, вопрос, и начинают терять позиции.
Начинается неформальный конкурс теперь уже "рациональных" идей. Может быть, какая-нибудь из них будет принята народом. А если - нет? Ведь мы продолжаем катиться с горки кризиса. На дне впадины кризиса находится то, что я называю фашизмом - выбор не идеи, а лидера. Этот лидер не знает, как выбраться из кризиса, и предлагает только себя, а не положительную программу. Предложение навести порядок не в счёт. Но мы верим ему, верим, что, если появится какой-нибудь выход, то избранный нами лидер сумеет нас вывести из кризиса.
А в том случае, когда победила одна из идей, общество организуется для её реализации. Эту идею представил кто-то из умников. При этом он исходил из своей картины мира, и его программа верна и плодотворна. Но ведь мы знаем, что любой человек способен правильно предвидеть лишь довольно близкие события. Скорее всего, сам автор (этот умник) понимал ограниченность своей истины. Да ведь не станешь же, агитируя за идею, подчеркивать её ограниченность. Автор, а чаще - искренний энтузиаст, воспринявший идею от автора, изображает предельную уверенность в успехе дела. Такие правила у этой игры. Если бы Ленин, организуя Октябрьскую революцию, настойчиво подчеркивал, что идея-то непроверенная, что успех, конечно, маловероятен, и вообще непонятно, как поведут себя люди, всем ли по вкусу будет новое общество? Да кто бы за ним пошел!
Правда, Ленин не был автором. Так и получается, что есть "рационалисты"-теоретики и "рационалисты"-практики. У теоретиков хватает ума (и не хватает решительности) реализовать свои идеи. А вот практики воспринимают результат, не вполне представляя себе весь комплекс, все узкие места и сложности. У практика есть свои проблемы, и он видит в воспринимаемой идее путь к решению этих своих проблем.
Когда идея воспринята народом, то автор вряд ли узнал бы её в воспринятой простой схеме. Куда делись все "но" и "если"! Все просто и цель близка. Получается, что с этого времени руль корабля закреплен неподвижно, и к этому рулю привязаны энтузиасты идеи. Дальше уже люди попроще будут зорко следить, чтобы кто-нибудь из идеологов не попытался внести исправления на ходу. Нужен очень большой авторитет, чтобы идеологу простили такой ревизионизм.
Вначале программа работает - она свежая, мир всё ещё такой, каким его видел автор. И дела идут не плохо. Начинается выползание из кризиса. А там - и некоторый прогресс. Это - восходящий участок "пилы общественного развития".
Жить бы да радоваться. Но начинают накапливаться осложнения, ведь мир сложнее, чем его отображение в сознании автора идеи. Да и где уже этот автор? А руль закреплен. Много лет умнейшие и авторитетнейшие люди доказывали, что именно в таком положении он должен находиться, именно этот курс - истинный. Повышение потенциала - содержание общественного прогресса замедляется, а потом и вовсе прекращается. Тут мы - на вершине зубца "пилы общественного развития".
Всё больше людей понимают несоответствие курса реальной обстановке. Возникают добросовестные попытки подправить курс. Но жрецы идеи стоят насмерть. Это уже не первые энтузиасты. Это - чиновники от идеи. При смене курса они лишаются всего. Противоречия нарастают. Общество сползает на очередной скат "пилы общественного развития". Кризис.
А на политическую арену выходит очередное поколение "традиционалистов"...
Эта "пила" - естественная форма общественного развития. Она органически связана с разумной деятельностью людей. Но можно смягчить потери, например, путем периодических выборов лидеров. Нужно лишь обеспечить выдерживание длительности периода полномочий и свободный конкурс идей. Но ведь каждые выборы - это тоже потери. И надежность выбора - не 100 процентов. Зубцов "пилы" получится больше, они будут мельче, хотя будут и пустые периоды, и неплановые впадины, но меньше катастрофических провалов. А лучшего и не придумано.
Наследственная монархия многим представляется наилучшей формой правления. Можно обойтись без выборов. Монарх, как смертник, прикованный к пулемёту, будет вынужден до конца бороться за благо своей страны. Но такая картина - скорее иллюзия. Всегда будут незаконные претенденты на престол, и, главное, как бы плохо ни жила страна, а государю на хлеб всегда хватит. И не так уж крепка цепь, приковывающая монарха к своей стране. Ведь он - не кукла, а человек. В его мозгу идёт та же работа, что и у нас. Насколько удачно совпадет врожденная часть оценивающего аппарата с ролью лидера? Насколько прочно запечатлится в его сознании в качестве человечества вся подвластная страна? А уж о личных качествах государевых детей вообще невозможно судить. Современные монархисты рассчитывают, скорее, на некоего биоробота в роли государя и на боярскую вольницу в качестве реальной власти.
Похоже, совершенное государство, совершенное сообщество людей невозможно. То, что для одних комфортно, для других невыносимо. Одним кусок в горло не лезет от сознания, что где-то люди голодают. Другим мешает жить сознание того, что и у соседа есть всего столько же.
Бессмысленно спорить о справедливости того или иного устройства общества. Но как избежать разрушительных столкновений людей? Хорошо бы дать возможность людям свободно выбирать или создавать сообщества "по вкусу", не вынуждая воевать за свои и, тем более, за чужие идеи. Чтобы желающие могли жить в коммуне, а другие - в колхозе, а третьи - в обществе свободной конкуренции. Мешает национальное государство - пережиток прошлой эпохи.
Другой вопрос - насколько устойчивы были бы такие сообщества людей, смогли бы они достойно участвовать в "большой гонке"?
Во всяком случае, лучше предельно уменьшить необходимость прямого общения людей в повседневной деятельности, формализовать процедуры принятия общих решений. От философа Ю.Вейнгольда я слышал утверждение: "Люди тем более свободны, чем более опосредованно их общение". Поэтому компьютерная связь, труд на дому - путь повышения качества жизни для многих людей.
Биглов Ю.Ш. "Мир как большая гонка"
