По тексту А.П.Назаретяна «Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной
истории. (Синергетика, психология и футурология)», взятому с сайта Клуба
ученых «Глобальный мир»
Заметки – Ю.Ш.Биглов
сентябрь 2002 г
ХХ век оставил человечеству в наследство две неразгаданные тайны: космос и будущее.
И.В. Бестужев-Лада
Интерес к отдаленному будущему и межзвездному пространству рос одновременно и параллельно с… сознанием того, что будущего вообще может не быть.
М. Мид
Я не верю тем картинам совершенного, но по существу неизменного будущего, которые рисует научная фантастика.
С. Хокинг
В игре жизни и эволюции за столом присутствуют три игрока: люди, природа и машины. Я готов активно подыгрывать природе, но подозреваю, что сама природа подыгрывает машинам.
Дж. Дайсон
Вернувшись к паллиативам XXI века, описанным в разделе 1.2, и используя обобщения, полученные в очерках II и III, можно уже высказать ряд более или менее определенных суждений. Главное из них состоит в том, что на протяжении этого столетия планетарной цивилизации предстоит либо очередной, причем беспримерный по крутизне виток «удаления от естества» (что во всех переломных эпохах обеспечивало преодоление антропогенного кризиса), либо столь же беспримерный по масштабу обвал. Следовательно, «романтические» сценарии деструктивны, а конструктивные стратегии связаны с какими-то вариантами «прогресса».
Что же это может означать конкретнее? Попробуем отследить параметры оптимального (сохраняющего) сценария, продолжив пять сопряженных векторов, которые, как мы видели, пронизывают социальную историю и предысторию: рост технологического потенциала, численности населения, организационной сложности, информационной емкости интеллекта и качества внутренних регуляторных механизмов.
Развитие технологий предполагает все более масштабное и проникающее управление естественными процессами, обеспечиваемое инструментальным опосредованием. Эта историческая тенденция согласуется с прогнозами об усиливающемся контроле над биосферой и вторжении в самые интимные основы человеческого бытия, а также о переносе интеллектуальных процессов на искусственные носители (см. раздел 1.2). Но, признав, что все это составляет необходимое условие сохранения цивилизации в XXI веке, мы теперь уже можем аргументированно возразить мрачным пессимистам и, я бы сказал, болезненным оптимистам, предрекающим (кто с ужасом, а кто и с восторгом) вытеснение или истребление людей сверхразумными роботами.
В очерке II показано, как человеческий разум последовательно, через катастрофические ошибки и исторические прозрения, постигал уроки самоограничения, сохраняя приобретенный опыт в наследуемых кодах культуры. Совершенствование механизмов контроля над агрессивными импульсами было обусловлено прагматикой антиэнтропийной активности (закон техно-гуманитарного баланса) в сопряжении с ростом инструментального потенциала и масштаба отражаемых причинных связей и, пройдя стадию жестокого отбора, оказывалось во многом необратимым.
Изучая эволюционные метаморфозы, мы убеждаемся, что назвать интеллект человека «естественным» можно лишь с очень существенными оговорками. Его материальную основу составляет белково-углеводный субстрат (мозг), и он частично ориентирован на удовлетворение физиологических (хотя культурно преобразованных) потребностей – этими двумя обстоятельствами исчерпывается принципиальное сходство между интеллектом человека и интеллектом волка, обезьяны или дельфина. Вместе с тем, согласно экспериментальным данным и наблюдениям, «опосредованный характер носят не только сложные, но и традиционно считавшиеся элементарными психические процессы» /Венгер Л.А., 1981, с.42/, т.е. по содержанию и механизмам все психические функции у человека насквозь опосредованы интериоризованными социальными связями и, таким образом, являются продуктами и событиями культуры. Проще говоря, мышление, память, восприятия, ощущения современного человека суть давно уже явления искусственные.
Может ли психика, изменяя материальный субстрат, утерять эволюционный опыт и забыть свою историю? Что заставляет думать, будто высокоразвитый «искусственный» интеллект с грандиозными инструментальными возможностями, когнитивной сложностью и способностью предвосхищать отдаленные последствия поведет себя, как примитивный агрессор, ориентированный на сиюминутную выгоду?
Вероятно, в этих опасениях проявляется атавистический страх перед двойником, сохранившийся у нас от палеолита, причем сохраняется и в прямой, и в инверсивной формах. Инверсивная форма –хорошо известная психологам защитная самоидентификация с источником страха. Подобно тому, как многие узники фашистских концлагерей начинали влюбляться в эсэсовцев и подражать им [Bettelheim B., 1960], футуролог бессознательно замещает образ Ужасного Робота образом Прекрасного Робота. Эти человеческие страхи, агрессивные настроения и их клинически превращенные формы могут представить гораздо большую опасность для цивилизации, чем мифическая антропофобия электронного интеллекта.
Г. Моравек и Б. Джой – программисты высочайшего класса – уверены в невозможности имплантировать в интеллектуальную программу «азимовские» алгоритмы морали (см. раздел 1.2), но, видимо, полагают само собой разумеющимся, что подобные ограничители могут быть вписаны только извне. Между тем итоги нашего исследования показывают, что интеллект способен вырабатывать механизмы самоконтроля. И позволяют считать сократовскую формулу «Мудрому не нужен закон – у него есть разум» безотносительной к материальной форме субъекта и тем более актуальной, чем выше уровень интеллектуального развития. Если в общественном сознании, со своей стороны, не возобладают луддитские настроения, то правдоподобным представляется сценарий сохраняющего симбиоза, без которого не может обойтись биологически слабеющее человечество, по вектору дальнейшей «денатурализации» социоприродных систем.
Это, с одной стороны, решающий этап превращения биоты в подсистему планетарной цивилизации (см. раздел 3.2), а с другой – искусственное самоконструирование носителя интеллекта. Используя термин, предложенный Л.В. Лесковым [1994], можно сказать, что развитие генной инженерии, искусственных механизмов репродукции человека и симбиотических процессов обусловит превращение вида Homo sapiens в качественно новый надбиологический вид Homo sapiens Autocreator – Человек разумный Самосозидающий.
Как психолог я считаю огорчение нормальной реакцией нашего современника на такой прогноз, а истерию и тем более восторги по поводу «грядущего киборга» или превращения природы в «окружающую среду» – признаками душевного неблагополучия. Но прогнозирование в такой переломной эпохе требует отвлечения от эмоциональных оценок и следования максиме Гераклита: «Не мне, но Логосу внимая». Перспектива усиления искусственного начала настолько соответствует общеэволюционной тенденции и, главное, так явственно подсказывается обостряющимися экзистенциальными проблемами (накопление генетического груза и т.д.), что альтернативу ей, судя по всему, мог бы составить только окончательный крах планетарной цивилизации.
Это имеет отношение и к вопросу о дальнейшем демографическом росте. То, что в ближайшие десятилетия он продолжится, надо принять как данность, а то, что ко второй половине века количество населения стабилизируется – как оптимистический прогноз. В предыдущих очерках обстоятельно показано, почему некорректен постулат о предельной демографической вместимости планеты: он основан на опрометчивом превращении «промежуточных переменных» (технологии, социальной организации и психологии) в константы, тогда как в действительности динамика этих переменных исключает абсолютные ограничения на потенциальную населенность. Потребление способно расти при сокращении затрат и разрушительных эффектов, что подтверждают теоретические модели, исторический опыт, а также расчеты, выполненные с учетом динамических параметров [Тарко А.М. и др., 1999].[1][1]Кроме того, заново переосмыслить проблему демографического роста, вероятно, заставят перспективы денатурализации интеллектуального субъекта, а также освоения космоса.
В начале 60-х годов энтузиасты предсказывали, что лет через двадцать на Луне будут строиться кардиологические санатории, поскольку сниженная гравитация должна благоприятствовать работе ослабленного сердца. Разочарование росло по мере того, как выяснялось, что пребывание в космосе (не говоря уже о стартовых и прочих перегрузках) сопряжено с такими стрессами, которые не переносит безболезненно даже хорошо тренированный организм. К концу ХХ века разговоры о лунных городах и марсианских парках в научном сообществе выглядели бы неприличными. Но, конечно, ситуация может в корне измениться при искусственном конструировании телесных свойств.
Как мы ранее убедились, острые дискуссионные аспекты включает проблема организационной сложности и ее дальнейшего роста. Существенную помощь в концептуальных и идеологических спорах способен оказать общесистемный закон иерархических компенсаций (закон Седова – см. раздел 3.3). Учитывая зафиксированные этим законом соотношения, логично ожидать, что совокупный рост социокультурного разнообразия будет сопровождаться его ограничением по каким-то базовым параметрам, наряду с ограничением естественного биоразнообразия.
Здесь уместно еще раз подчеркнуть, что на протяжении всей истории от палеолита до второй половины ХХ века по существу единственным механизмом объединения людей в солидарные коллективы служило противопоставление другим людям («они – мы»). Племена, этносы, государства, религиозные общности, политические партии, движения и коалиции строились на дискриминации людей и нелюдей, верных и неверных, своих и чужих. По этому принципу формировались и макрогрупповые (национальные, конфессиональные, классовые и проч.) культуры, будучи достаточно замкнутыми системами, препятствуя проникновению чуждых элементов и более или менее жестко ограничивая сферу применимости моральных и часто даже юридических норм.
[1][1] Критики демографического алармизма отмечают, что в последних прижизненных изданиях «Очерка о народонаселении» Т. Мальтус допускал возможность преодоления обнаруженной им зависимости за счет развития науки и техники, т.е. указал на заведомую уплощенность модели. Его современные эпигоны не только не догадываются об этом сами, но и не замечают прямых указаний.
