По тексту А.П.Назаретяна «Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории. (Синергетика, психология и футурология)», взятому с сайта Клуба ученых «Глобальный мир»

 www.russianglobalclub.com  

Заметки – Ю.Ш.Биглов

сентябрь 2002 г

3.1.3. “Набухающая” Вселенная

 

Развитие Вселенной с момента ее возникновения выглядит как непрерывная последовательность нарушений симметрии… Феномен жизни естественно вписывается в эту картину.

Дж. Дайсон

 

Живые организмы – это объекты, далекие от равновесия и отделенные от него неустойчивостями.

И. Пригожин

 

Наши тела состоят из пепла давно угасших звезд.

Дж. Джинс

 

    Мы убедились, что в калейдоскопе разнонаправленных изменений социальной, прасоциальной, истории и истории живой природы прослеживаются общие векторы, направление которых нельзя не признать достаточно странным как интуитивно, так и в рамках классического естествознания. Тогда, может быть, правы те, кто полагают самое жизнь явлением клиническим, признаком старения и болезни Вселенной, «раковой опухолью на теле материи»? [«Странными» обнаруженные векторы кажутся именно в рамках классического естествознания. А интуиция здесь идет не особой дорогой, а вслед за классическим естествознанием. В другие времена (в другой культуре) были бы другие интуитивные представления. ]

Но и такая догадка не выдерживает столкновения с фактами. Геофизики утверждают, что еще до возникновения жизни наша планета развивалась «по пути все большего удаления природных минеральных объектов (по составу и структуре) от усредненных по земной коре» [Голубев В.С., 1992, с.6-7]. Формировалась подвижная зона оруднения с признаками устойчивого неравновесия относительно окружающей среды и механизмами защиты от уравновешивающего внешнего давления. Биохимики же предположительно связывают возникновение протожизни с серией последовательных флуктуаций, вызванных неустойчивыми состояниями [Пригожин И., 1985], – например, спонтанной самоорганизацией органических микросистем в сильно неравновесных гидротермальных условиях [Компаниченко В.Н., 1996].

Чтобы отказаться от подозрений в адрес Земли как аномального космического объекта, вспомним, что образованию Солнечной системы предшествовали последовательные превращения мега-, макро- и микроструктур Вселенной.

Слабые возмущения в однородной материи ранней Метагалактики обернулись выраженной анизотропией с формированием галактик и звезд. Еще ранее началась длинная цепь эволюционных трансформаций в микромире. Согласно «стандартной» космологической модели, уже в первые секунды после Большого Взрыва происходило первичное образование нуклонов из «моря кварков», за которым последовал процесс «атомизации» Вселенной; наконец, в недрах звезд первого поколения при высоких температуре и давлении синтезировались ядра тяжелых элементов, составивших в последующем основу органических молекул и систем высшего химизма [Девис П., 1985], [Редже Т., 1985], [Padmanabhan T., 1998]. Из «пепла» этих звезд, завершивших свое существование взрывами, и состоят наши тела (это поэтичное высказывание английского астрофизика, приведенное в эпиграфе, цитирует его коллега П. Девис [1985]).

Еще до того, как на Земле появились живые организмы, космическое пространство наполнилось «предбиологическими» углеродными соединениями с очень сложной структурой. Это длинные цепи различной конфигурации, которые уже приобрели способность гибко взаимодействовать со средой, сохраняя в неизменности основной субстрат, регулировать собственные реакции, добывать свободную энергию, конкурировать за нее и использовать для антиэнтропийной работы. Химики обнаруживают у таких систем признаки селективного и опережающего отражения, «устойчивой индивидуальности» и указывают на трудности выделения функциональных различий между ними и простейшими живыми организмами [Жданов Ю.А., 1968, 1983], [Шноль Э.С., 1979], [Романовский Ю.М., 1982], [Руденко А.П., 1983, 1986].

Хотя конкретный механизм качественного перехода от процессов высшего химизма к белково-углеводным молекулам (собственно биоте) все еще остается загадкой, широкое распространение углеродных соединений в космическом пространстве – надежное свидетельство того, что космофизические этапы эволюции шли «в направлении» жизни и разума. [Стыдливые кавычки – «в направлении». Космофизические этапы шли в направлении, не исключавшем появление жизни и разума.]

Речь не просто о самопроизвольном снижении энтропии, примерами которого в учебниках служат превращения из газообразного в жидкое и из жидкого в твердое состояние. Как подчеркивают Дж.А. Келсо и Г. Хакен [Kelso J.A.S., Haken H., 1997], такие превращения не имеют отношения к возникновению жизни: для этого необходимы «неравновесные фазовые переходы».

Одна из интересных гипотез, обсуждаемых в данной связи астрофизиками, состоит в том, что пространство ранней Вселенной в фазе теплового равновесия было многомерным, каковым и теперь остается в сверхмикроскопических объемах. Образование 4-мерного пространственно-временного континуума произошло в результате одного из первых фазовых переходов, своеобразной «исторической катастрофы» (historical accident) [Thirring W., 1997]. Сократившаяся размерность пространства обеспечила растущее разнообразие структурных форм: теоретически показано, что в пространстве с бо`льшим количеством измерений не могли бы возникнуть устойчивые системы, «в них не может быть ни атомов, ни планетных систем, ни галактик» [Новиков И.Д., 1988, с.150].

Гипотеза пространственно-временного фазового перехода дает любопытный пример того, как в космофизической эволюции, подобно биологической и социальной, диверсификация системы по одним параметрам сопровождалась ограничением разнообразия по другим параметрам. Вырисовывающаяся таким образом универсальная зависимость будет подробнее рассмотрена в разделе 3.3.

А пока подведем некоторые итоги. В трех частях этого раздела собраны факты и некоторые гипотезы, сами по себе достаточно известные. Но, будучи сопоставлены и сгруппированы, они демонстрируют преемственность парадоксальной тенденции, обозначившейся чуть ли не с того момента, с какого современное естествознание способно сказать о Метагалактике что-либо содержательное.

Векторы, выделенные в социальной истории, оказываются, по существу, сквозными, пронизывающими все «дочеловеческие» стадии истории биосферы и космоса. Результирующая этих векторов – последовательные изменения от более вероятных к менее вероятным состояниям и структурным организациям. В эту линию вписываются как эволюция жизни от прокариот до высших позвоночных, так и эволюция общества от первобытных стад до технологической цивилизации. Разговоры же о чужеродности последней выглядят, при достаточно широком взгляде на историю, досужими домыслами ностальгирующих романтиков. [Не является ли наблюдаемая современность всегда менее вероятной, чем некоторое усредненное по всей предыстории состояние? Действительно ли формы прожилок в массиве природного камня более вероятны, чем дороги, проложенные людьми? Действительно ли причудливые рога некоторых ящеров более вероятны, чем мозг человека? Действительно ли структура семьи шимпанзе более вероятна, чем структура человеческого коллектива? У Аршинова я встретил понятие «контингентность», замещающее «вероятность» для конкретной (явно случившейся) реализации. Стол стоит здесь… Продуктивно ли говорить о «вероятности» этого факта?]

Выходит, что на протяжении 15-17 млрд. лет мир становился все более «странным» (чтобы не сказать: «все менее естественным», с энтропийной точки зрения). А наше собственное существование, рефлектирующее сознание и нынешнее состояние планетарной цивилизации суть промежуточные моменты и состояния этого «страннеющего» мира. [Представляется пережитком стремление свести воедино процессы на разных уровнях организации – информационные объекты не являются субстратом для биологических структур, а биологические структуры не являются субстратом для астрономических структур (например – планет). Мир можно представить как массив, состоящий из  чешуек – пар субстрат-структура. Но эти чешуйки не состаляют глобальных слоев.]

В космологии имеются концепции расширяющейся Вселенной (стандартная модель), «раздувающейся» и «пульсирующей» Вселенной, а В.И. Вернадский как-то заметил, что биосфера в своем развитии «набухала интеллектом». Сам ученый, по ряду причин (см. далее), возразил бы против универсализации этой аллегории. Тем не менее накопленные в релятивистской космологии данные позволяют уверенно утверждать, что развивающийся интеллект представляет собой системное качество не Земли, а Метагалактики. [Есть ли в этом утверждении что-либо, кроме веры и спекуляции на расширенном понимании «интеллекта»?]

Все, что до сих пор говорилось о повышении уровней организации, о неравновесности и «интеллектуализации» Вселенной, – в основном, такие же эмпирические обобщения, как выводы о росте технологической мощи или организационной сложности в социальной истории. [Ну, уж не все, что говорилось, является эмпирическими обобщениями! Больше экстраполяций и «натягивания» понятий на эмпирику.]  Но далее наступает очередь интерпретаций. И в современной космологии мы обнаруживаем те же четыре картины (три архетипические и одну нововременную), которые представлены в биологии и социологии и которые предварительно описаны в разделе 2.1.

Картина бесконечной стационарной вселенной[1][1], в отдельных частях которой происходят флуктуации, включающие развитие жизни и общества и обреченные на последующее угасание, построена на дорелятивистских космологических представлениях. В ХХ веке одним из самых авторитетных ее приверженцев был В.И. Вернадский. Много сделав для становления глобального эволюционизма, он отвергал допущение об универсальной эволюции, ибо оно противоречило бы представлению о бесконечности материального мира. Ученый также исключал абиотическое происхождение жизни (следуя тезису Ф. Реди «все живое из живого») и применимость к живому веществу второго начала термодинамики. Поэтому он был убежден в том, что эволюционный процесс – событие только планетарного масштаба, не способное оказать какое-либо влияние на вселенную, и «общая картина ее, взятая в целом, не будет меняться с течением времени» [Вернадский В.И., 1978, с.136].

Впрочем, и самого автора теории относительности вдохновляла отнюдь не идея эволюции, а напротив, созданный Б. Спинозой образ абсолютно стационарного мира, свободного от случайности и необратимости, в котором сосуществуют все точки пространства-времени. По иронии судьбы, теория положила начало эволюционной космологии, и сам А. Эйнштейн был вынужден скрепя сердце признать математическую безупречность интерпретаций А.А. Фридмана, но так никогда и не согласился с ними[2][2].

Энергично сопротивлялся распространению фридмановской модели К. Гедель, много лет работавший над доказательством того, что уравнениям Эйнштейна удовлетворяет мир, в котором все линии замкнуты. По Геделю, существование Вселенной складывается «из бесконечной последовательности тождественных циклов. В каждый момент времени мир находится в состоянии, в котором он уже находился бесконечное число раз. Поэтому каждый отдельный человек обретает в таком мире бессмертие. Завершив свою жизнь, человек в следующем цикле эволюции мира рождается вновь и повторяет свою предыдущую жизнь без каких-либо… изменений» [Лефевр В.А., 1996, с.203].

Более современную версию такой картины предлагает альтернативная стандартной модели теория раздувающейся Вселенной: «Всегда будут существовать экспоненциально большие области… способные поддерживать существование жизни нашего типа» [Новиков И.Д., 1988, с.167]. Но существование таких областей «вне» Метагалактики исключает какие-либо контакты или преемственность, а потому речь идет о не связанных между собой эволюционирующих монадах. Эта своеобразная калька с «цивилизационного» подхода в исторической социологии выглядит как компромисс между статической и циклической картинами. [«Чешуйчатый мир» - это сюда.]

Последняя более отчетливо представлена моделями пульсирующей Вселенной. Их крайним вариантом является сценарий, который, согласно естественнонаучным представлениям, должен реализоваться в том случае, если реальная плотность вещества в Метагалактике (пока достоверно не установленная) выше критического значения. Тогда приходится допустить, что Вселенная уже достигла эпохи «расцвета» и в последствии вступит в обратную фазу цикла: расширение сменится сжатием, в итоге которого «ничто не сможет пережить огненный финал катастрофического всеобщего коллапса» [Спитцер Л., 1986, с.34].

Картина последовательной деградации в стандартной космологической модели связана прежде всего с предположением, что плотность вещества ниже критического значения. Тогда расширение Вселенной продолжится до бесконечности, все космические объекты исчерпают запасы энергии и «превратятся в огромные застывшие глыбы, скитающиеся в беспредельных просторах Метагалактики» [Розенталь И.Л., 1985, с.48]. Предложена и более заостренная «энтропийная» версия: история Вселенной от Большого Взрыва – последовательный рост совокупной энтропии, а возникновение жизни и общества суть естественные механизмы интенсификации разрушительных процессов [Хазен А.М., 2000]. Параллель с вейсмановской концепцией онтогенеза (см. раздел 2.1) и с концепцией тепловой смерти общества (см. раздел 2.2) бросается в глаза.

Наконец, «прогрессистская» картина космической эволюции восходит к работам немецкого философа Г. Фихте [Гайденко П.П., 1990], а также когорты мыслителей XIX – начала XX веков, названных русскими космистами [Назаретян А.П., Новотный У., 1998].

Вступив в заметное противоречие с естествознанием своего времени, они первыми решились представить разум как самостоятельный конструктивный фактор с теоретически и практически неограниченными возможностями, а распространение разумной деятельности за пределы планеты-колыбели – только как вопрос времени. С властью человека над космическим пространством будут нарастать порядок и гармония, прогресс и совершенствование которых бесконечны.

    Такого не могли себе позволить ни Дж. Локк, ни Ж. Кондорсе, ни Ф. Энгельс и никто из философов, заботившихся о мнении окружающих. «Чудаки-космисты» бросили вызов естественнонаучному мышлению верой в его безграничную силу. Космизация прогрессистского мировоззрения беспрецедентно универсализовала человеческие разум и волю (А.Ф. Лосев [1978] писал, что до Фихте философия была неспособна на такую абсолютизацию человеческой, не трансцендентальной личности) и дала импульс техническим идеям, положившим, в свою очередь, начало космонавтике. Вместе с тем здесь в очередной раз «безбрежный оптимизм» обернулся типично кризисогенными настроениями и этически сомнительными, а подчас просто чудовищными рекомендациями.[3][3]

Эволюционная космология, равно как биология и социология, не могла обойтись и без телеологического поворота темы. Антропный принцип, опирающийся на факты поразительно благоприятного (для существования жизни и человека) сочетания универсальных констант, будет подробнее обсужден в разделе 3.2. Здесь только выделю его «сильный вариант», основу которого составляет тезис о том, что появление человека есть изначальная цель, объясняющая строение и развитие физической Вселенной. «Здравая интерпретация фактов, – писал астрофизик Ф. Хойл, – дает возможность предположить, что в физике, а также химии и биологии экспериментировал “сверхинтеллект” и что в природе нет слепых сил, заслуживающих внимания» (цит. по [Девис П., 1985, с.141])… [Здравая интерпретация – интерпретация здоровым современным интеллектом, недалеко ушедшим от не менее здравого, но более раннего, который здраво пришел к религиозной картине мира. ]

Как можно заметить, три из четырех представленных картин все более накладываются друг на друга и часто отражают не столько различия в мировоззрении авторов, сколько неопределенность представлений современной теоретической физики и космологии. Четвертая, «прогрессистская» картина отличается от прочих тем, что в ней разумный субъект – не эпифеномен природных процессов, а их высший продукт, воплощение и носитель концентрированного опыта метагалактической эволюции, способный играть возрастающую активную роль в дальнейшем развитии событий. Далее я покажу, что эта картина наиболее близка парадигме постнеклассической науки, и, по ее сюжету, мы уже не должны принимать натуралистические прогнозы и сценарии, игнорирующие фактор разумной деятельности, за окончательные диагнозы. [Декларируется новая вера! А, может быть, новое издание классического миропонимания.]

Здесь нас пока не интересуют космические сценарии как таковые, о них пойдет речь в Очерке IV. Но обсуждение прогнозов и рекомендаций на XXI век продемонстрировало их существенную зависимость от того, как принципиально оценивается роль человеческой деятельности в природе. Поэтому, чтобы получить основательные аргументы в спорах об эффективной стратегии, необходимо разобраться, как, почему и до какой степени разумный субъект способен трансформировать физический мир.

Продолжение

К началу